Детство, юность

Великий русский поэт Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников родился 9 ноября (по новому стилю) 1885 года в Калмыкии, Зимней ставке Малодербетовского улуса, попечителем которого был его отец Владимир Алексеевич Хлебников (1857-1934), учёный-натуралист: орнитолог, лесовед, впоследствии один из создателей Астраханского биосферного заповедника. Он происходил из купеческого рода.

Мать – Екатерина Николаевна Вербицкая (1850-1936) – дворянка, дочь Санкт-Петербургского действительного статского советника. Обучалась в Смольном институте благородных девиц, но, не окончив его, ушла на русско-турецкую войну сестрой милосердия.

Раннее детство поэта (1885-1891) проходило на приволье калмыцкой степи. И позже, в своей неоконченной автобиографии, он писал:

Меня окружали степь, цветы, ревучие верблюды,
Клуглообразные кибитки,
Моря овец, чьи лица однообразно худы,
Огнём крыла пестрящие простор удоды –
Пустыни неба гордые пожитки.
Так дни текли, за ними годы.
<...>
Ручные вороны клевали
Из рук моих мясную пищу.
Их вольнолюбивее едва ли
Отроки, обречённые топорищу.
Досуг со мною коротая,
С звенящим криком: «сирота я»,
Летел лебедь, склоняя шею.
Я жил, природа, вместе с нею.

В 1891 году семья (насчитывалось уже пятеро детей: Екатерина, Борис, Виктор, Александр и Вера) переезжает, по месту службы отца, в село Подлужное Волынской губернии.

«Там было приволье, – вспоминает сестра поэта Вера Хлебникова, – чудный парк, запущенные цветники, всевозможные развалины... Это заставляло работать детское воображение, и Витя упорно утверждал изумлённым братьям, что у него своё королевство и каждый день за ним прилетает белый лебедь».

Может быть, это и был первый устный рассказ будущего певца Лебéдии (Страны Лебедей, Волжского понизовья).

Первое же дошедшее до нас стихотворение одиннадцатилетний Виктор написал в Помаево, мордовском селе, где отец служил управляющим удельным имением. Оно называлось

Птичка в клетке
О чём поёшь ты, птичка в клетке?
О том ли, как попалась в сетку?
Как гнёздышко ты вила?
Как тебя с подружкой клетка разлучила?
<...>
Скучно бедняжке на жёрдочке сидеть
И из оконца на солнце глядеть.
В солнечные дни ты купаешься,
Песней чудной заливаешься,
Старое вспоминаешь,
Своё горе забываешь,
Семечки клюёшь,
Жадно водичку пьёшь.

Здесь же, в Помаево, с Виктором занимаются учителя: француженка Адриен Роже и Александр Глинка. Они готовят его к поступлению в третий класс Симбирской гимназии. Но в ней он проучился недолго: отца переводят по службе в Казань, и Виктор переводится в Третью Казанскую гимназию

В старших классах ярко прорезались его математические способности и тяга к естествознанию (в частности, под влиянием отца, к орнитологии). Он делал прекрасные зарисовки птиц (заметим, что в качестве вольнослушателя Хлебников посещал Казанскую художественную школу), изучал птичьи повадки, учился набивать чучела птиц.

Это привело его после окончания гимназии на физико-математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. Попутно он занимался самостоятельно и много почерпнул из семейной библиотеки (на шести языках), содержащей произведения Дарвина, Спенсера, Конта в переводе на русский язык.

Но скоро учёба Виктора Хлебникова была прервана. 5 ноября, в годовщину Казанского университета, произошли студенческие волнения. Студенты решили спеть «Вечную память» Симонову, студенту Казанского университета, эсеру, арестованному и после четырехмесячного заключения скончавшемуся в тюремной больнице. На требование полиции прекратить пение и разойтись исполнения не последовало. Были вызваны конные казаки с нагайками. Среди 35 задержанных оказался и Виктор Хлебников. Как он потом объяснил отцу: «Надо же было кому-нибудь и отвечать».

Месяц Виктор провёл в Пересыльной тюрьме со своими товарищами, откуда вышел совсем другим человеком: замкнутым, необщительным. В нём произошёл внутренний перелом. Он увольняется из университета, однако в конце лета 1904 года вновь подаёт прошение о приёме его, но уже на естественное отделение. Далее он едет в Москву, где посещает Третьяковскую галерею, Румянцевский и Исторический музеи. Ему нравятся картины Верещагина, интересует русская архитектура Москвы.

Между поэзией и наукой

К этому времени Хлебников пробует себя в литературе и посылает А. М. Горькому свою пьесу «Елена Гордячкина». И, хотя знаменитый мэтр её не одобрил и прислал рукопись назад, уже ничто не в силах сдержать творческую энергию молодого писателя.

Он пишет эссе «Пусть на могильной плите прочтут...», где обозначает свои «прорывы в миры будущего», а именно:

1) «Он боролся с видом и сорвал с себя его тягу» (см. «Еня Воейков» того же периода, где прослеживается его эволюция поэта-философа).

2) «Он вдохновенно грезил быть пророком и великим толмачом князь-ткани и только её».

(Хлебников варьирует эту мысль в статье «О БУДУЩЕМ ЧЕЛОВЕКА»: «Земля волит быть мозгом», где его «мыслезём» опережает идею «ноосферы» В.И. Вернадского).

3) «Он связал время с пространством». Одним из первых Хлебников обозначает идею «четвертого измерения», понятие пространства-времени.

Удивительные прозрения для девятнадцатилетнего юноши! Не отсюда ли начинается Велимир-Будетлянин?

В университете же он продолжает прилежно заниматься орнитологией, вызывая похвалы профессоров-зоологов А.А. Остроумова и М.Д. Рузского. На ассигнования Общества естествоиспытателей Казанского университета, в мае 1905 года, Виктор Хлебников едет с братом Александром на Урал в орнитологическую экспедицию, более чем на четыре месяца. Существует догадка, что отец специально отослал своих сыновей из столицы, подальше от бурных политических событий: Первой русской революции, Русско-японской войны. Вполне возможно, если вспомнить, что в одном из уральских посёлков братьев приняли за японских лазутчиков! К счастью, всё окончилось благополучно.

Экспедиция дала блестящие результаты: братья передали в Зоологический музей Казанского университета коллекцию птиц количеством в 111 единиц, а позже опубликовали совместную статью «Орнитологические наблюдения на Павдинском заводе».

Но Хлебников охладевает к орнитологии. Потрясенный гибелью русской Тихоокеанской эскадры под Цусимой, он даёт клятву «найти оправдание смертям», открыть «закон времени», позволяющий предугадать ход будущей истории. «Первое решение искать законов времени явилось на другой день после Цусимы», – отмечает поэт. Поиски «закона времени» длились почти до самой его смерти. В результате Хлебников сумел определить за несколько лет до случившегося некоторые ключевые события века: «падение государства в 1917 году», «внутреннюю войну» (гражданскую), движение народов Африки за независимость, Вторую мировую войну и некоторые другие.

А в поэзии, в том же 1905 году, Виктор впервые пробует себя в эпическом жанре, написав поэму «Царская невеста» из русского эпоса. Первоначально она называлась «Царская невеста – княжна Долгорукая». Сюжет основан на предании о трагической судьбе четвёртой жены Ивана Грозного: наутро после свадьбы, подозревая, что супруга любила другого до брака, царь приказал посадить её в колымагу, запряжённую дикими лошадьми, и пустить в пруд. Умирая, она вспоминает безмятежную юность в отчем доме и отца, накануне свадьбы убитого Иваном IV:

Ей вспоминалась речь бояр
И говор старых мамок,
Над речкой красный яр
И отчий древний замок.
И вспомнился убийца отний,
Себя карающий гордец,
Тот, что у ней святыню отнял,
Союз пылающих сердец.
Думы воскресали,
Бия, как волны в мель откоса.
Утопленницы чесали
Её златые косы,
Завивая;
Княжна стояла как живая.

Поэма «Царская невеста» показательна тем, что это – первый опыт Хлебникова в эпическом жанре. То, о чём задумывался Пушкин, что он начинал, продолжил и углубил Хлебников, «единственный поэт-эпик XX века» (Ю.Тынянов). Он, как ни один поэт, значительно расширил «пределы русской словесности». Им написаны «Царская невеста», «Разин» (из русского эпоса), «Кубок печенежский», «Внучка Малуши» (из древнерусского), «Мария Вечора» (из румынского), «Ка» (из египетского), «Кавэ-кузнец» (из иранского), «Закалённое сердце» (из черногорского), «Око′» (из орочонского), «Вам» (из кавказского). Такой колоссальный эпический размах творчества Хлебникова поистине поразителен и не имеет себе равных ни в русской, ни в зарубежной поэзии.

После 1906 года Хлебников всё меньше уделяет внимания университетским занятиям, и всё больше – литературным. Правда, он успешно выступил на заседании Общества естествоиспытателей с докладом о находке нового вида кукушки (на его рукописи отец оставил запись: «Моё благословение»). Но все его помыслы уже принадлежали поэзии.

Он посылает знаменитому поэту-символисту Вячеславу Иванову свои стихи, разительно отличающиеся от образцов современной ему поэзии. Приведём два из них:

****

Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями далей.
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.

****

Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая лёгких времирей.
<...>
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая лёгких времирей,
Стая лёгких времирей!
Ты поюнна и вабна′,1
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу лёгких времирей!

Весной-летом 1908 года происходит личное знакомство Хлебникова с Вячеславом Ивановым в Крыму, в Судаке. Отныне он окончательно решает стать поэтом и переводится в Санкт-Петербургский университет. В Петербурге он встречается с другими поэтами (В. Ивановым, М. Кузминым, Н. Гумилёвым, С. Городецким), посещает литературные вечера. «Меня зовут здесь Любек и Велимир», – сообщает он в письме родным.

На знаменитых «средах» в «Башне» на Таврической у Вячеслава Иванова он читал свои стихи, «гениально-сумасшедшие», по отзыву знаменитого мэтра символистской поэзии Михаила Кузмина.

Барбара Грин попыталась представить чтение стихов молодого поэта из провинции в окружении столичных символистов: «самое же поразительное случилось, когда этот тихий юноша стал читать свои стихи – краснея, еле шевеля бледными губами, но всё-таки решительно. Такого в башне ещё не слышали. Это был и не символизм, и не классицизм, и не «прекрасная ясность», в них не чувствовалось никакого подражательства – они были извилистыми, образными и очень странными. Кто-то непонимающе дёргал головой, хозяин вкрадчиво советовал работать с метафорой, оттачивать интонацию – но Велимир упорно гнул своё: он мог быть стеснительным и робким, но вот про свои стихи понимал куда больше, чем Иванов или даже Брюсов. Поэзия, эта чудесная языковая игра, овладела им полностью – и ничьё мнение ему уже не было нужно».

«Долой Габсбургов!» (Хлебников – славянофил)

В этот период он проявляет интерес к «славянскому вопросу». Толчком к написанию «Воззвание учащихся славян» мог послужить боснийский кризис (Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину).

Но ещё ярче эта тема выражена в стихотворении «Боевая», где само славянство вещает устами великого поэта:

Боевая
Радой Славун, Родун славян,
Не кажи, не кажи своих ран!
Расскажи, расскажи про ослаби твои,
Расскажи, расскажи, как заслави твои полонила волна неми,
с запада яростно бьющей...
Расскажи, расскажи, как широкое плёсо быловой реки
замутилось-залилось
наплывом-наливом влияний иных:
Иной роди, иной крови, иной думи, иных речей, иных бытей,
– Инобыти.
Я и сам бы сказал, я и сам рассказал,
Протянул бы на запад клянущую руку,
да всю горечь свою, да все яды свои собираю,
чтоб кликнуть на запад и юг свою весть,
свою веру, свой яр и свой клич,
Свой гневный, победный, воинственный клич
«Напор слави единой и цельной на немь!»
Посолонь2, слава! За солнцем, друзья, –
на запад за солнечным ходом,
под прапором солнца идёмте, друзья, –
на запад за солнечным ходом.
– Победная славь да идёт,
Да шествует.
Пусть в веках и реках раздаётся тот пев:
«Славь идёт! Славь идёт! Славь восстала...»
Пусть в веках и реках раздаётся запев:
«Славь идёт! Славь идёт! Славь восстала!»

 

  1. Вабна′ (обл.) – обольстительная, привлекательная.
  2. Посолонь – по ходу солнца, с востока на запад.
Статья братьев Хлебниковых Статья братьев Хлебниковых
Статья братьев Хлебниковых